peace is a lie
И, наконец, то, чего мы все так долго ждали. Любимый Ванписик.
Кое-что отсюда было на сообществе ван пис ворлд, что-то может быть когда-нибудь будет, если мне снова захочется дешевой славы.
И да, когда-нибудь я напишу серьезную опупеюс претензией на научность без фанонного персонажа. Когда-нибудь.
Айсберг/Фрэнки (нубля, непейренк это, непейренк .__.); какое-то сраное PG; уняняфлаффег; 742 словаАйсбергу шесть лет. День еще только начался, а он уже знает, что запомнит его, вероятно, на всю жизнь. Но он никогда бы не предположил даже, что эта встреча перевернет всю его жизнь с ног на голову.
Он увидел маленького мальчика, лет двух, кажется, на острове-свалке в полном одиночестве. Но ребенок, похоже, был ни разу не обеспокоен происходящим. Он, как ни в чем не бывало, с интересом разглядывал валяющиеся вокруг предметы, хватая все подряд и улыбаясь.
А Айсберг был серьезный мальчик шести лет с вечно сдвинутыми у переносицы бровями. Он уже прекрасно знал, что ребенка нельзя оставлять одного. И почему-то чувствовал ответственность, лишь увидев его.
- Как тебя зовут?
Он присаживается рядом на корточки и улыбается. Вернее, старается улыбнуться изо всех сил, но почему-то не получается.
Мальчик смотрит на него с удивлением и, кажется, с испугом даже, но все равно отвечает, пусть голос и дрожит немного.
- Ка… Катти Флам. Я есть хочу.
«Катти… какое-то девчачье имя», - думает Айсберг и протягивает ребенку руку.
А вот тут улыбнуться уже получается. Даже рассмеяться. Правда, тихо, чтобы этот мелкий балбес не услышал. Айсберг сажает его на спину и несет домой, потому что все равно больше делать нечего. Кокоро-сан все равно постарается с ужином.
Сегодня Айсбергу шестнадцать. И ни один его день не проходит без препирательств с Фрэнки, который уже пытается строить из себя великого инженера и плотника со своими идиотскими боевыми кораблями. Да, он уже не Катти Флам, а Фрэнки, хотя, Айсберг больше привык назвать его «Дуренки» и никак иначе. И слышать в отчет «Дураберг», улыбаясь про себя.
Иногда ему кажется, что он слишком серьезен по отношению к этому малолетнему идиоту. Или тот, наоборот, слишком легкомыслен. Причем, сразу ко всему – и к нему, и к жизни, и к мастерству плотника. Том говорит, что корабли надо делать с «Доном», а этот только кивает, слушая его с раскрытым ртом. А Айсберг уверен, что на деле он совершенно несерьезен, и именно поэтому они постоянно препираются, как два дурака. Но что-то подсказывает ему, что без этих препирательств его жизнь была бы совершенно не такой.
Может быть, ему нужно было бы завести девушку и проводить время с ней, но нет, он слишком увлечен работой. И… этот чертов первый в его жизни поцелуй заставляет задумываться совершенно о другом.
Сегодня они, как обычно, бросив работу, самозабвенно орут друг на друга. Кажется, повод уже забыт, а им важно только само действие. Айсберг смотрит на Фрэнки сверху вниз, говорит что-то, а тот, видимо, чтобы быстрее отвязаться, дает ему ногой в живот. Несильно, не больно даже, но фактор неожиданности заставляет старшего чуть не подпрыгнуть от удивления, а в следующую секунду по инерции наклониться чуть вперед. И кто бы мог подумать, что до двенадцатилетнего придурка не дойдет сделать хотя бы шаг назад. Их губы на секунду соприкасаются, а потом оба, как по сигналу, отскакивают друг от друга и начинают плеваться. И две недели не разговаривают после.
Через три года Айсбергу исполняется девятнадцать. Кажется, самое время задуматься о будущем, возможно, о семье и детях, но… Нет. Зачем думать о женщине, детях и остальной ерунде, если этот идиот с ярко-голубыми волосами так близко, прижимается во сне, а когда открывает с утра глаза, смотрит так пронзительно, доверчиво, что кажется, будто весь мир ограничился одним только этим взглядом. Айсберг давно уже понял, что он – совершеннейший однолюб, просто влюбиться получилось немного не в того. Или, наоборот, в того самого? Он пока еще не решил.
Пользуясь моментом, пока Фрэнки еще не до конца проснулся, Айсберг с серьезным лицом склоняется к нему, словно что-то сказать хочет, а вместо этого целует. Целует, как может, неумело еще, ведь с того раза они никогда больше не целовались. Да и самому ему не с кем целоваться было, девушки-то не было. А может, это и к лучшему.
Еще минуту назад сонный, Фрэнки тут же берет инициативу в свои руки. Ему всего лишь пятнадцать, но он изо всех сил старается показаться взрослее Айсберга. Вот такое у них противостояние, причем, всегда и во всем. Даже в постели.
Он привстает на локтях, и, схватив старшего за плечи, недолго думая, опрокидывает его на подушку, глядя сверху вниз и улыбаясь широко. Кажется, что он никогда и никому так не улыбается, да и вообще, старается не показывать своих чувств. А Айсберг старается, всегда старается сделать так, чтобы эта его улыбка не покидала лица.
- Доброе утро, Дураберг – Фрэнки говорит тихо, словно боится разбудить кого-то, хотя в комнате они одни. И целует в губы, теребя зачем-то длинные, фиалкового цвета волосы у Айсберга на затылке. Айсберг улыбается, понимая, что до работы они доберутся еще не скоро.
Айсберг/Фрэнки, G, еще больший уняняфлаффег, чем предыдущее, 353 словаАйсберг любит пешие прогулки. Иногда он в одиночестве может не заметить, как обошел половину города, слишком о многом приходится думать. Думать – вообще вредная привычка. Но с появлением в его жизни маленького дьявола по имени Катти Флам, который вечно норовит увязаться за ним, излюбленное занятие превращается в сущий ад. Ведь Айсберг слишком горд для того, чтобы признаться хотя бы самому себе в том, что вдвоем гуляется куда веселее.
Ему еще только восемнадцать, а он уже разучился улыбаться. Всегда убеждает себя в том, что просто не умел никогда, но это снова всего лишь пустая гордость. А вот бегущий рядом четырнадцатилетний мальчишка, взахлеб рассказывающий что-то о каком-то острове в South Blue, наоборот словно лучится счастьем. А нежелание изменять старым привычкам опять не дает Айсбергу улыбнуться, хотя очень хочется это сделать.
Флам тащит его за руку по главной набережной, едва завидев вдалеке девушку, продающую мороженое. Глупое лакомство, но с ребенком ничего не поделаешь.
- Эй, Дураберг, ну давай быстрее! – мальчик отпускает его руку и несется, сломя голову. А Айсберг все-таки улыбается, пока тот не видит, чуть ускоряя шаг.
- Смотри, смотри, я тебе тоже купил!
Когда юноша вновь оказывается рядом со своим спутником, тот, радостно улыбаясь, чуть ли не в нос ему сует ярко-зеленое эскимо на палочке. Айсберг молча кивает, и они опускаются на парапет набережной. Море сегодня спокойное, а солнце освещает нижние уровни города, так что крыши домов кажутся золотистыми.
- Жалко, не бывает мороженого со вкусом колы, – задумчиво тянет Фрэнки, свесив ноги с парапета и болтая ими в воздухе. Но мороженое мигом забывается, стоит мальчишке увидеть внизу огромный пиратский корабль.
- Гляди, Дураберг! – он хватает Айсберга за руку, и тот от неожиданности чуть не роняет свое эскимо. – Мы вырастем и построим во-о-от такой корабль! А люди будут смотреть на него и говорить, что его построили с «Доном». Правда, ведь? Правда?
- Правда, правда, - Айсберг улыбается, забывая о своей гордости, а когда мальчик вновь садится возле него, треплет того по ярко-голубым волосам, торчащим в разные стороны. С гордостью можно прожить, за всю жизнь так никого и не полюбив. А ему теперь отчего-то хотелось научиться показывать свои чувства хотя бы себе. Другие-то давно уже все поняли.
Луффи, Эйс, немного Мугивар; после 574 главы; какбэ ангст; 626 слов*
- Ты живой, живой, – сил нет уже ни на слезы, ни на улыбки, и Луффи может только говорить, тихо, неуверенно как-то, словно спрашивая, – я не могу поверить.
- Когда у меня есть такой глупый младший брат, как я могу позволить себе умереть? – Эйс улыбается во все лицо и обнимает младшего что есть силы. Пока силы еще есть.
А Луффи в ответ обвивает его руками, кажется, даже в два раза. Чтобы никогда не отпускать. Сейчас они кажутся самыми счастливыми людьми на земле.
Луффи открывает глаза и рывком садится на постели, нащупывая рядом соломенную шляпу. С ней всегда как-то легче. А у Эйса ведь тоже была… шляпа.
За несколько дней он стал ощутимо старше, будто пара лет прошла. Он старается все так же улыбаться, смеяться непосредственно и по-детски, но так, как раньше, у него не получится уже никогда. Или получится, но через много лет. Для этого нужно, чтобы накама были рядом. А их нет, и Луффи не знает даже, где их искать. Ему бы сейчас себя найти.
Он просыпается вот так каждую ночь, а потом долго не может спать. Приходится выходить на палубу корабля, смотреть вдаль, на линию горизонта, которую в темноте не отличить почти от океана. Океан должен успокаивать, но в голове сейчас слишком сумбурно для того, чтобы ни о чем не думать. И сейчас у него, кажется, впервые в жизни болит голова.
Окружающие люди понимают, что сейчас Луффи лучше оставить в покое, а он ходит сам не свой, говорит, улыбается невпопад. Ведь ничто другое не смогло бы так его потрясти. Обычные люди в таких ситуациях говорить вообще не могут, а он вот такой. Улыбается так горько, что плакать хочется. Он же Луффи, он не модет не улыбаться. Даже когда плохо.
Луффи знает, что его накамы не пропадут. У каждого из них есть вивр-карта Рейли, а это означает, что уже совсем скоро они встретятся на Сабаоди, как ни в чем не бывало. И он снова будет улыбаться радостно. Только вот все равно не так, как раньше. А они никогда не будут его осуждать.
Зоро посмотрит молча, сжимая руку на рукояти катаны, Нами улыбнется и нахлобучит шляпу ему на самые глаза, а Усопп будет взахлеб рассказывать, как он вместе с восемью тысячами последователей гордо сражался с огромными говорящими птицами. Санджи будет готовить какое-нибудь особенное блюдо, а Чоппер - слушать длинноносого, раскрыв рот от восторга. Робин спрячет улыбку за книгой, Фрэнки будет, как ребенок, плакать от радости в три ручья, а Брук скажет, что самое время спеть песню.
А Луффи… Луффи обнимет их всех разом, так, что кости затрещат. Чтобы никогда не отпускать. И не позволить им умереть никогда. Чтобы быть самыми счастливыми людьми на свете.
Но это все будет потом. Сейчас Луффи должен сделать одну-единственную вещь.
Маленький остров наконец-таки показывается на горизонте, и сын самого разыскиваемого в мире человека почти умоляет корабль плыть быстрее. Как он смог найти этот остров на огромном Гранд Лайн без Лога, остается очередной загадкой. Главное, что нашел.
Стоит кораблю причалить к голому берегу, Луффи тут же спрыгивает на землю и бежит вперед. Правда, что-то заставляет его через пару шагов застыть на месте, как вкопанного. На земле в паре метров от будущего короля пиратов лежит рыжая шляпа с красными бусами. И нелепыми синими рожицами. Лежит так, словно владелец минут десять назад ее тут оставил, а сам отлучился куда-то с намерением скоро вернуться.
Сердце пропускает удар.
Эта шляпа так шла к его веснушкам. И к задорной улыбке очень шла. Так, что болезненно хочется расплакаться. Но Луффи пообещал Шанксу стать великим пиратом, а великие пираты не плачут. Они же не девчонки, правда?
Плечи только слишком уж дрожат, а он наклоняется и подбирает шляпу, крепко сжимая ее в руке. Луффи смотрит на нее и улыбается. И чувствует, как во рту становится солено. Теперь он с ней не расстанется.
Теперь все на своих местах.
Кое-что отсюда было на сообществе ван пис ворлд, что-то может быть когда-нибудь будет, если мне снова захочется дешевой славы.
И да, когда-нибудь я напишу серьезную опупею
Айсберг/Фрэнки (нубля, непейренк это, непейренк .__.); какое-то сраное PG; уняняфлаффег; 742 словаАйсбергу шесть лет. День еще только начался, а он уже знает, что запомнит его, вероятно, на всю жизнь. Но он никогда бы не предположил даже, что эта встреча перевернет всю его жизнь с ног на голову.
Он увидел маленького мальчика, лет двух, кажется, на острове-свалке в полном одиночестве. Но ребенок, похоже, был ни разу не обеспокоен происходящим. Он, как ни в чем не бывало, с интересом разглядывал валяющиеся вокруг предметы, хватая все подряд и улыбаясь.
А Айсберг был серьезный мальчик шести лет с вечно сдвинутыми у переносицы бровями. Он уже прекрасно знал, что ребенка нельзя оставлять одного. И почему-то чувствовал ответственность, лишь увидев его.
- Как тебя зовут?
Он присаживается рядом на корточки и улыбается. Вернее, старается улыбнуться изо всех сил, но почему-то не получается.
Мальчик смотрит на него с удивлением и, кажется, с испугом даже, но все равно отвечает, пусть голос и дрожит немного.
- Ка… Катти Флам. Я есть хочу.
«Катти… какое-то девчачье имя», - думает Айсберг и протягивает ребенку руку.
А вот тут улыбнуться уже получается. Даже рассмеяться. Правда, тихо, чтобы этот мелкий балбес не услышал. Айсберг сажает его на спину и несет домой, потому что все равно больше делать нечего. Кокоро-сан все равно постарается с ужином.
Сегодня Айсбергу шестнадцать. И ни один его день не проходит без препирательств с Фрэнки, который уже пытается строить из себя великого инженера и плотника со своими идиотскими боевыми кораблями. Да, он уже не Катти Флам, а Фрэнки, хотя, Айсберг больше привык назвать его «Дуренки» и никак иначе. И слышать в отчет «Дураберг», улыбаясь про себя.
Иногда ему кажется, что он слишком серьезен по отношению к этому малолетнему идиоту. Или тот, наоборот, слишком легкомыслен. Причем, сразу ко всему – и к нему, и к жизни, и к мастерству плотника. Том говорит, что корабли надо делать с «Доном», а этот только кивает, слушая его с раскрытым ртом. А Айсберг уверен, что на деле он совершенно несерьезен, и именно поэтому они постоянно препираются, как два дурака. Но что-то подсказывает ему, что без этих препирательств его жизнь была бы совершенно не такой.
Может быть, ему нужно было бы завести девушку и проводить время с ней, но нет, он слишком увлечен работой. И… этот чертов первый в его жизни поцелуй заставляет задумываться совершенно о другом.
Сегодня они, как обычно, бросив работу, самозабвенно орут друг на друга. Кажется, повод уже забыт, а им важно только само действие. Айсберг смотрит на Фрэнки сверху вниз, говорит что-то, а тот, видимо, чтобы быстрее отвязаться, дает ему ногой в живот. Несильно, не больно даже, но фактор неожиданности заставляет старшего чуть не подпрыгнуть от удивления, а в следующую секунду по инерции наклониться чуть вперед. И кто бы мог подумать, что до двенадцатилетнего придурка не дойдет сделать хотя бы шаг назад. Их губы на секунду соприкасаются, а потом оба, как по сигналу, отскакивают друг от друга и начинают плеваться. И две недели не разговаривают после.
Через три года Айсбергу исполняется девятнадцать. Кажется, самое время задуматься о будущем, возможно, о семье и детях, но… Нет. Зачем думать о женщине, детях и остальной ерунде, если этот идиот с ярко-голубыми волосами так близко, прижимается во сне, а когда открывает с утра глаза, смотрит так пронзительно, доверчиво, что кажется, будто весь мир ограничился одним только этим взглядом. Айсберг давно уже понял, что он – совершеннейший однолюб, просто влюбиться получилось немного не в того. Или, наоборот, в того самого? Он пока еще не решил.
Пользуясь моментом, пока Фрэнки еще не до конца проснулся, Айсберг с серьезным лицом склоняется к нему, словно что-то сказать хочет, а вместо этого целует. Целует, как может, неумело еще, ведь с того раза они никогда больше не целовались. Да и самому ему не с кем целоваться было, девушки-то не было. А может, это и к лучшему.
Еще минуту назад сонный, Фрэнки тут же берет инициативу в свои руки. Ему всего лишь пятнадцать, но он изо всех сил старается показаться взрослее Айсберга. Вот такое у них противостояние, причем, всегда и во всем. Даже в постели.
Он привстает на локтях, и, схватив старшего за плечи, недолго думая, опрокидывает его на подушку, глядя сверху вниз и улыбаясь широко. Кажется, что он никогда и никому так не улыбается, да и вообще, старается не показывать своих чувств. А Айсберг старается, всегда старается сделать так, чтобы эта его улыбка не покидала лица.
- Доброе утро, Дураберг – Фрэнки говорит тихо, словно боится разбудить кого-то, хотя в комнате они одни. И целует в губы, теребя зачем-то длинные, фиалкового цвета волосы у Айсберга на затылке. Айсберг улыбается, понимая, что до работы они доберутся еще не скоро.
Айсберг/Фрэнки, G, еще больший уняняфлаффег, чем предыдущее, 353 словаАйсберг любит пешие прогулки. Иногда он в одиночестве может не заметить, как обошел половину города, слишком о многом приходится думать. Думать – вообще вредная привычка. Но с появлением в его жизни маленького дьявола по имени Катти Флам, который вечно норовит увязаться за ним, излюбленное занятие превращается в сущий ад. Ведь Айсберг слишком горд для того, чтобы признаться хотя бы самому себе в том, что вдвоем гуляется куда веселее.
Ему еще только восемнадцать, а он уже разучился улыбаться. Всегда убеждает себя в том, что просто не умел никогда, но это снова всего лишь пустая гордость. А вот бегущий рядом четырнадцатилетний мальчишка, взахлеб рассказывающий что-то о каком-то острове в South Blue, наоборот словно лучится счастьем. А нежелание изменять старым привычкам опять не дает Айсбергу улыбнуться, хотя очень хочется это сделать.
Флам тащит его за руку по главной набережной, едва завидев вдалеке девушку, продающую мороженое. Глупое лакомство, но с ребенком ничего не поделаешь.
- Эй, Дураберг, ну давай быстрее! – мальчик отпускает его руку и несется, сломя голову. А Айсберг все-таки улыбается, пока тот не видит, чуть ускоряя шаг.
- Смотри, смотри, я тебе тоже купил!
Когда юноша вновь оказывается рядом со своим спутником, тот, радостно улыбаясь, чуть ли не в нос ему сует ярко-зеленое эскимо на палочке. Айсберг молча кивает, и они опускаются на парапет набережной. Море сегодня спокойное, а солнце освещает нижние уровни города, так что крыши домов кажутся золотистыми.
- Жалко, не бывает мороженого со вкусом колы, – задумчиво тянет Фрэнки, свесив ноги с парапета и болтая ими в воздухе. Но мороженое мигом забывается, стоит мальчишке увидеть внизу огромный пиратский корабль.
- Гляди, Дураберг! – он хватает Айсберга за руку, и тот от неожиданности чуть не роняет свое эскимо. – Мы вырастем и построим во-о-от такой корабль! А люди будут смотреть на него и говорить, что его построили с «Доном». Правда, ведь? Правда?
- Правда, правда, - Айсберг улыбается, забывая о своей гордости, а когда мальчик вновь садится возле него, треплет того по ярко-голубым волосам, торчащим в разные стороны. С гордостью можно прожить, за всю жизнь так никого и не полюбив. А ему теперь отчего-то хотелось научиться показывать свои чувства хотя бы себе. Другие-то давно уже все поняли.
Луффи, Эйс, немного Мугивар; после 574 главы; какбэ ангст; 626 слов*
- Ты живой, живой, – сил нет уже ни на слезы, ни на улыбки, и Луффи может только говорить, тихо, неуверенно как-то, словно спрашивая, – я не могу поверить.
- Когда у меня есть такой глупый младший брат, как я могу позволить себе умереть? – Эйс улыбается во все лицо и обнимает младшего что есть силы. Пока силы еще есть.
А Луффи в ответ обвивает его руками, кажется, даже в два раза. Чтобы никогда не отпускать. Сейчас они кажутся самыми счастливыми людьми на земле.
Луффи открывает глаза и рывком садится на постели, нащупывая рядом соломенную шляпу. С ней всегда как-то легче. А у Эйса ведь тоже была… шляпа.
За несколько дней он стал ощутимо старше, будто пара лет прошла. Он старается все так же улыбаться, смеяться непосредственно и по-детски, но так, как раньше, у него не получится уже никогда. Или получится, но через много лет. Для этого нужно, чтобы накама были рядом. А их нет, и Луффи не знает даже, где их искать. Ему бы сейчас себя найти.
Он просыпается вот так каждую ночь, а потом долго не может спать. Приходится выходить на палубу корабля, смотреть вдаль, на линию горизонта, которую в темноте не отличить почти от океана. Океан должен успокаивать, но в голове сейчас слишком сумбурно для того, чтобы ни о чем не думать. И сейчас у него, кажется, впервые в жизни болит голова.
Окружающие люди понимают, что сейчас Луффи лучше оставить в покое, а он ходит сам не свой, говорит, улыбается невпопад. Ведь ничто другое не смогло бы так его потрясти. Обычные люди в таких ситуациях говорить вообще не могут, а он вот такой. Улыбается так горько, что плакать хочется. Он же Луффи, он не модет не улыбаться. Даже когда плохо.
Луффи знает, что его накамы не пропадут. У каждого из них есть вивр-карта Рейли, а это означает, что уже совсем скоро они встретятся на Сабаоди, как ни в чем не бывало. И он снова будет улыбаться радостно. Только вот все равно не так, как раньше. А они никогда не будут его осуждать.
Зоро посмотрит молча, сжимая руку на рукояти катаны, Нами улыбнется и нахлобучит шляпу ему на самые глаза, а Усопп будет взахлеб рассказывать, как он вместе с восемью тысячами последователей гордо сражался с огромными говорящими птицами. Санджи будет готовить какое-нибудь особенное блюдо, а Чоппер - слушать длинноносого, раскрыв рот от восторга. Робин спрячет улыбку за книгой, Фрэнки будет, как ребенок, плакать от радости в три ручья, а Брук скажет, что самое время спеть песню.
А Луффи… Луффи обнимет их всех разом, так, что кости затрещат. Чтобы никогда не отпускать. И не позволить им умереть никогда. Чтобы быть самыми счастливыми людьми на свете.
Но это все будет потом. Сейчас Луффи должен сделать одну-единственную вещь.
Маленький остров наконец-таки показывается на горизонте, и сын самого разыскиваемого в мире человека почти умоляет корабль плыть быстрее. Как он смог найти этот остров на огромном Гранд Лайн без Лога, остается очередной загадкой. Главное, что нашел.
Стоит кораблю причалить к голому берегу, Луффи тут же спрыгивает на землю и бежит вперед. Правда, что-то заставляет его через пару шагов застыть на месте, как вкопанного. На земле в паре метров от будущего короля пиратов лежит рыжая шляпа с красными бусами. И нелепыми синими рожицами. Лежит так, словно владелец минут десять назад ее тут оставил, а сам отлучился куда-то с намерением скоро вернуться.
Сердце пропускает удар.
Эта шляпа так шла к его веснушкам. И к задорной улыбке очень шла. Так, что болезненно хочется расплакаться. Но Луффи пообещал Шанксу стать великим пиратом, а великие пираты не плачут. Они же не девчонки, правда?
Плечи только слишком уж дрожат, а он наклоняется и подбирает шляпу, крепко сжимая ее в руке. Луффи смотрит на нее и улыбается. И чувствует, как во рту становится солено. Теперь он с ней не расстанется.
Теперь все на своих местах.
@темы: Кусок, я пейсатель